Удивление с которым европейцы воспринимают факт, что в России двадцать два это зрелость, а двадцать семь - чуть ли не старость не поддается описанию.

Вчера Рози, жестоко пинающая меня за осанку, раз десять сказала мне, что you, дескать are young, Я вежливо улыбался и кивал, но в конце концов не выдержал и сказал: какое "young"?! Двадцать семь через два месяца. Пора в простыню и на кладбище.
Без простыни и кладбища, конечно, но суть такая. Рози была, мягко говоря, удивлена.